http://www.chamerevo.net.ru/

 

Д. Малосюжетный рассказ

 

Как теперь точно установлено литературоведением, рассказы (новеллы) в наши дни, подобно огурцам, разделяются на: а) остросюжетные (они же — рассказы крутого посола) и б) малосюжетные (на манер малосольных).

Разумеется, создать остросюжетное произведение труднее для автора. Да и вообще не каждый, кто берется сочинять, способен придумать энергичный и занимательный сюжет.

Посему в наши дни встречаются чаще рассказы малосоль... простите: малосюжетные, нежели рассказы острого сюжетного посола.

Для малосюжетного рассказа, например, вполне достаточно таких незначительных событий, как: парень пригласил девушку пойти с ним на танцы, а девушка отказалась.

Согласитесь — такой эпизод в силах придумать даже самый малоодаренный автор... И придумывают. И печатают там и сям новеллы этого типа и этого сюжета.

Предвидим вопрос: неужели же ничего, кроме голого факта приглашения-отказа, в новелле нет? Чтобы быть честным, отметим: нехватка событий, как правило, восполняется сгущением местного колорита, а также вводом в ткань рассказа посторонних персонажей, кои никакого касательства к отказу от танцев не имеют.

Здесь мы приводим три варианта малосюжетного рассказа с изложенной выше фабулой.

Как увидит читатель, густота местного колорита очень крепка во всех трех вариантах. Крепки и побочные персонажи, которые призваны восполнить острую сюжетную недостаточность рассказа. Особо надо продумать имена собственные действующих лиц. Редко встречающиеся имена служат здесь суррогатом сюжетных ходов.

 

1. СЕВЕРНЫЙ ВАРИАНТ

Пурга

Завьюжило еще с вечера. Утром сумерки не рассосались, а, наоборот, сгустились. Старик Нафанаилыч едва разгреб снег у окошка и только носом покрутил:

Таперя это на неделю дело... Ийка, оленей напои да загони во двор, не то — чего доброго! — откочуют они от нас... А мне, однако, на базу ехать пора: за солью, за порохом, за мануфактурой...

Ия проворно выбежала из дома, щеголяя новыми пимами, покрытыми затейливыми узорами из кожи четырех цветов. Ее черные жесткие косы болтались и били девушку по спине, по плечам, по груди.

Мимо прошла старуха Авксентьевна, неся сумку с вяленой рыбой. Подростки Зосима и Панкраша просвистели мимо на салазках... Где-то неподалеку загудел вездеходик председателя колхоза Анемподистыча... Ия и слышала и видела все это, и не слыхала, не видела: она возилась с парой оленей1. Все семеро ветвисторогих самцов били копытами, толкались, не хотели войти в воротца...

И тут перед Ией вырос молодой Касьян Бумерчило. Молча помог он девушке загнать оленей во Двор. А когда запыхавшаяся от хлопот Ийка принялась утирать пот пыжиковой варежкой, парень сказал тихо и просительно:

  Ийка, вечером сходим, однако, в красный чум — танцы будут. Новые пластинки, бают, привезли,— а?..

Ия дробно засмеялась и помотала головой, задев по носу парня своими косами:

  Неа... Не пойду я, однако, с тобой... Неа...

Касьян внимательно глянул в глаза девушке. Неизвестно, что он прочел в этих раскосых черных очах только он глубоко вздохнул и, опустив голову, направился к воротам...

  Ийка! — кричал из дома старик Нафанаилыч.— Сей минут иди печь затапливать!.. Вот проклятая девка, однако; сроду ее не докличешься!..

Ия побежала в дом...

 

1 На Дальнем Севере «парой» оленей называют не два экземпляра животных, а комплект, нужный для упряжки,— Шесть или семь взрослых самцов.— Примечание автора рассказа.

 

 

2. СРЕДНЕРУССКИЙ ВАРИАНТ

Дожди

Вторую неделю заладили дожди. Лужи вокруг избы давно уже слились в подобие озера. На рассвете Африканыч, превозмогая боль в пояснице — от сырости ревматизм разыгрался! — попытался веником отогнать воду от крыльца... Куда там!.. Зеленоватая влага с противным чавканьем возвращалась обратно к самым ступеням...

  Клёпка, вставай, дурища! Распяль буркалы-то: довольно дрыхнуть! Поди овцам задай корму! Небось третий день не жрамши...

Клеопатра проворно выбежала из избы, щеголяя блестящими черными резиновыми сапогами. Ее белокурые косы болтались и били девушку по спине, по плечам, по груди...

Абапол1 избы проплыла в окоренке соседка — старая Елпидифоровна: хитрая бабка приладилась, как на ялике, ездить по воде в оцинкованной кухонной посуде... Девчата Праксюшка и Трёшка, которым далеко надо было бежать до школы, уже шлепали по воде к околице и визжали, попадая выше колен в глубокие канавки...

Клёпа никак не могла ухватить размокшее сено вилами. И тут перед нею возник шофер Ардальон. Молча отстранив девушку, он умело вздел на зубья вил крупный ворошок сена. Перебросив корм в сарай, где блеяли и дробно топотали копытцами изголодавшиеся овцы, парень огляделся вокруг: не слышит ли кто его?..

  Клепочка,— таинственно вымолвил он,— ужо завтра в клубе на сахарном комбинате танцы... Прошвырнемся со мною туда!

Клеопатра состроила гримаску и выдохнула разом:

  Неа... Неохота мне с тобою...

Ардальон опустил голову и закрыл глаза. Тяжело вздохнул. А когда парень снова поднял голову и поднял веки, веселый смех Клёпки слышался уже из сеней...

 

1 Абапол — рядом, вблизи — провинциализм, свойственный Центральной черноземной полосе России.— Примечание автора рассказа.

 

 

3. ЮЖНЫЙ ВАРИАНТ

Осуществляется с колоритами кубанско-терско-донским, закавказским и среднеазиатским. Мы предлагаем среднеазиатскую версию — наиболее экзотическую.

Самум

Песчаная буря свирепствовала третьи сутки. Но Хлябибуло-бабай по каким-то ему одному известным признакам установил: самум кончается. Старик вышел из кибитки, протянул высохшую коричневую ладонь перед собою и на ощупь оценил град песчинок, как оценивают дожди...

  Мармалат-ханум! — крикнул он слабым голосом.— Выводи верблюдов из-за холма!

Красавица Мармалат проворно выбежала из кибитки. Щеголяя шерстяными узорными чулками и ожерельями из монет, вплетенными во все сорок своих кос, она кинулась навстречу слабеющему, но далеко еще не затихшему ветру...

Корсак — эта лисица пустыни,— мышкуя, пробежал мимо. У кустов саксаула паслась крепкая, мохнатая лошадка... За холмом сразу стало легче: ветер не достигал сюда в полную силу...

Заметны были следы грузовика, который привез воду в больших канистрах'.

Верблюды, стреноженные и покрытые попонами, лежали на песке. Их челюсти мерно двигались не вверх и вниз, как у людей, а — вправо и влево, как у всех жвачных животных.

  Кыш!  Кыш!  Вот я вас! — закричала Мармалат, но ветер съедал ее голос. Верблюды даже не повернули морды в ее сторону...

И тут появился рядом с Мармалат молодой погонщик Бульбулюк. Он ударами ноги поднял верблюдов и погнал их к колоде, где тихо колыхались остатки воды.

  Мармалат-джан,— ласково сказал красавице Бульбулюк,— пойдем сегодня на танцы в палатки геологов?.. Там патефон есть...

  Неа! — отозвалась Мармалат и повернулась спиной к парню.

Бульбулюк вздохнул и еще раз наподдал ступнею в зад большого двугорбого верблюда. Ветер стихал...

 

* * *

 

Ж. Исторические романы

 

В настоящее время исторические романы у нас пишутся в основном в трех манерах: 1) почвенной, 2) стилистической и 3) халтурной.

Возьмем в качестве сюжета исторический факт, послуживший художнику Репину для его знаменитой картины: царь Иван Васильевич Грозный убивает своего сына — царевича Ивана, и посмотрим: что бы сделали с таким эпизодом автор-почвенник, автор-стилист и просто халтурщик.

 

1. ПОЧВЕННИКИ

Авторы-почвенники (они же — кондовые, подоплечные, избяные, нутряные и проч. авторы) отличаются такой манерой письма, что их произведения не могут быть переведены ни на один язык мира — до того все это местно, туземно, подоплечно, нутряно, провинциально, диалектно. Например:

«Царь перстами пошарил в ендове: не обыщется ли еще кус рыбины? Но пусто уж было: единый рассол взбаламучивал сосуд сей. Иоанн Васильевич отрыгнул зело громко. Сотворил крестное знамение поперек рта. Вдругорядь отрыгнул и постучал жезлом:

— Почто Ивашко-сын не жалует ко мне? Кликнуть его!

В сенях дробно застучали каблуки кованые трех рынд. Пахнуло негоже: стало, кинувшись творить царский приказ, дверь открыли в собственный государев нужник, мимо коего ни пройти, ни выйти из хором...

Не успел царь порядить осьмое рыгание,— царевич тут как тут. Склонился в земном поклоне.

  Здоров буди, сыне. По какой пригоде не видно тя, не слышно?

  Батюшка-царь!  Ханского посла угащивал, из Крымской орды прибывало. По твоему царскому велению. Только чудно зело...

  Что ж тебе на смех сдалося?

  У нехристя-то, царь-государь, башка — стрижена.

  Ан брита, царевич,— покачнул    главою   Иоанн

Васильевич.

  Стрижена, батюшка.

  Не удумывай! Отродясь у татар башки бриты. Еще как Казань брал, заприметил я.

  Ан стрижено!

  Брито!

  Стрижено!

  Брито!

  Стрижено, батюшка, стрижено!

Темная пучина гнева потопила разум царя, застила очи. Кровушка буйно прихлынула и к челу, и к вискам, и к потылице. Не учуял царь, как подъял жезлие, как кинул в свою плоть.

  Потчуйся, сукин сын!.. Брито!..

  Стри...— почал было царевич, да и пал, аки колос созрелый под серпом селянина...

А уж стучали коваными каблуками и рынды, и окольничие, и спальники, и стольники, и иные царского двора людишки...

Царевич, как лебедь белая, плавал в своей крови...»

 

2. СТИЛИСТЫ

Авторы-стилисты всех исторических лиц списывают с собственной прохладной персоны. Например:

«Встал рано: не спалось. Всю ночь в висках билась жилка. Губы шептали непонятное: «Стрижено — брито, стрижено — брито ».

Ходил по хоромам. У притолок низких дверей забывал нагибаться: шишку набил. Зван был лекарь-немец, клал примочку.

Рынды и стольники вскакивали при приближении. Забавляло это, но чего-то хотелось иного, терпкого.

Зашел в Грановитую палату. Посидел на троне. Примерился, как завтра будет принимать аглицкого посла. Улыбнулся, вспомнилось: бурчало в животе у кесарского легата на той неделе, когда легат сей с глубоким поклоном вручал свиток верительной грамоты...

С трона слез. Вздохнул. Велел позвать сына — царевича Ивана.

Где-то за соборами — слышно было — заржала лошадь. Топали рынды, исполняя приказ,— вызывали царевича, гукали...

Выглянул в слюдяное оконце: перед дворцом подьячий не торопясь тыкал кулаком в рожу мужика. Царь тут же примерил на киоте: удобно ли так бить, не лучше ли — наотмашь?..

Сын вошел встревоженный, как всегда. Как у покойной царицы — матери его, дергалось лицо — тик. А может — так. Со страху.

  Где пропадаешь? — само спросилось. Царевич махнул длинным рукавом кафтана:

  С татарином договор учиняли...

  С бритым?

  Он, батюшка, стриженый. Улыбнулся сыновьей наивности.

  Бритый — татарин...

  Стриженый... Отвернулся от скуки.          

  Брито.

  Стрижено!

  Брито!

Вяло кинул жезл. Оглянулся нехотя: царевич на полу. Алое пятно. Почему? Пятно растет...

Вот она — та, ночная жилка:  «стрижено — брито»...

Челядь прибывала. Зевнул. Ушел в терем к царице — к шестой жене»,

 

3. ХАЛТУРЩИКИ

Автора-халтурщика отличает прекрасное знание материала и красота литературного изложения:

«Царь Иван Васильевич выпил полный кафтан пенистого каравая, который ему привез один посол, который хотел получить товар, который царь продавал всегда сам во дворце, который стоял в Кремле, который уже тогда помещался там, на месте, на котором он стоит теперь.

  Эй, человек! — крикнул царь.

  Чего изволите, ваше благородие? — еще из хоромы спросила уборщица, которую царь вызвал из которой.

  Меня кто-нибудь еще спрашивал?

  Суворов дожидается, генерал. Потом Мамай заходил — хан, что ли...

  Скажи: пускай завтра приходят. Скажи: царь на совещании в боярской думе.

Пока уборщица топала, спотыкаясь о пищали, которые громко пищали от этих спотыканий, царь взялся за трубку старинного резного телефона с двуглавым орлом. Он сказал:

  Боярышня, дай-ка мне царевича Ивана. Ага! Ваня, ты? Дуй ко мне! Живо!

Царевич, одетый в роскошный чепрак и такую же секиру, пришел сейчас же.

  Привет, папочка. Я сейчас с индийским гостем сидел. Занятный такой индеец. Весь в перьях. Он мне подарил свои мокасины и четыре скальпа. Зовут его Монтигомо Ястребиный Коготь.

  А с татарским послом виделся?

  Это со стриженым? Будьте уверены.

  Он бритый.

  Стриженый.

  Бритый!..

Царь Иван ударил жезлом царевича, который, падая, задел такой ящик, в котором ставят сразу несколько икон, которые изображают разных святых, которых Церковь считает праведниками.

Тут прибежали царские стольники, спальники, рукомойники, подстаканники и набалдашники...»

 

* * *

 

 

 

Виктор Ардов. Цветочки, ягодки и пр Москва, «Советский писатель», 1976г.